Фото: Георгий Кардава. Стиль: Дарина Ведменская. Продюсер: Оксана Шабанова. Благодарим ресторан «Хорошее дело» за помощь в организации съемки.
Это раньше были «Лошадка» и «Три слова», но теперь все будет по-другому. 22 апреля у Найка Борзова выходит новый альбом «Молекула». Нас ждет любопытный эксперимент. «Мы называем эту программу «этно-техно»», − уточняет он. И с удовольствием делится подробностями.
22 апреля в Центральном доме художника пройдет наша презентация. Это двойной сборник разных моих песен, переигранных в новом звучании. Термин «этническое техно» прижился, и мне это нравится. Будут и две новые песни, которые раньше никто не слышал. Для меня такое не характерно, это акустический звук.
В ЦДХ очень приятный небольшой зал с сидячими местами, и мне давно хотелось сыграть там концерт. Тем более что это не рок-концерт, а техничный минимализм. Тут не будет такого шумного звука, как на больших площадках. Никакого давления на человека по звуку и по энергии − мы как будто всасываем зрителя в свою атмосферу, он начинает существовать с нами в едином пространстве.
Техно-этническая программа родилась совершенно спонтанно. Мы просто начали давать небольшие концерты. Нашу музыку нельзя назвать чем-то современным, здесь нет синтетического звука – все мягко, плавно.
Самыми большими экспериментами для меня стали «Молекула» и пластинка 2014 года «Везде и нигде». В них я дал возможность музыкантам поэкспериментировать. Потому что раньше я был диктатором, говорил, как и что нужно делать: партии показывал, садился за барабаны. А тут просто обозначил, куда мы двигаемся, и музыканты наполняли идею своими мыслями.
Песня, которую я чаще всего напеваю про себя, не моя. Она из одноименного фильма «Мария, Мирабела». Постоянно играет в голове. Может, потому что весна.
Чтобы стать успешным в шоу-бизнесе, нужно быть агрессивным, циничным, жестким, античеловечным. Шоу-бизнес, особенно российский, можно сравнить с системой концлагеря: люди готовы насиловать и уничтожать друг друга. Конечно, не физически, но морально: вокруг так много творческих «зомби». То есть ты просыпаешься утром и начинаешь проходиться по всем хит-парадам. Так делают, например, четыре шведских композитора, которые уже 20 лет пишут песни для американских поп-звезд.
Я не слушаю поп-музыку, не суюсь в шоу-бизнес, общаюсь исключительно с приятными журналистами, а некоторые каналы у меня под запретом. Так что не могу ничего посоветовать людям, которые хотят стать успешными. Об этом надо спросить Николая Баскова или Филиппа Киркорова.
Все дело в шоу. Возьмем Джастина Бибера или Бритни Спирс, они стали известными в 16 лет. Потом начинают «торчать», «угорать», а через какое-то время становятся полуразложившимся нечто. Но за периодом от восхождения звезды до ее деградации людям очень интересно наблюдать. Вот он, шоу-бизнес, детка.
Я никогда не занимался шоу-бизнесом, я занимался музыкой – это разные вещи. Циничным и агрессивным не был. Я, между прочим, очень доверчивый и добрый.
В российской музыке сегодня мало самобытных историй, но они появляются. Откуда-то берется волна музыкантов, которые делают что-то действительно интересное. Даже у группы On-The-Go, например, есть песня, которая мне нравится. Я думаю, что пройдет еще 7−10 лет, и мы получим своего Дэвида Боуи.
В творчестве вообще думать нельзя. Ты просто включаешь гитару и начинаешь играть − вот это искусство. А когда начинаешь ноты подбирать, как бы правильно это ни было, оно разрушает музыку. Именно поэтому я когда-то ушел из музыкального университета – убегал от клише, они на меня давили.
Шанс в карьере дала мне мама. Она до сих пор остается моим главным критиком и следит за тем, что я делаю: первой слушает мои песни, говорит, что ей понравилось больше, а что меньше. Она в звуке не очень понимает и не вдается в подробности, для нее важно цельное восприятие.
Я с детства пою, и родственники всегда отмечали, что, даже когда про себя мычу какие-то мелодии, это получается интересно. Шел плескаться в ванне, они собирались за дверью и слушали. Дед даже записывал меня на магнитофон.
А в 84-м услышал группу Joy Division и подумал: почему эти ребята так плохо играют и их знает весь мир, а я до сих пор чего-то жду? Так появилась группа «Инфекция», которой в этом году исполняется 30 лет. Мы тогда играли странную музыку, ужасно матерились и делали все, чтобы оттолкнуть людей, – у нас была такая концепция. Были даже драки со зрителями! Так что половина 80-х у меня прошла в таком режиме. (Смеется.)
Я не могу вспомнить момент, когда понял, что повзрослел как артист. Наверное, его еще не было.
Моя дочь Вика (12) − очень музыкальная. Сейчас она играет на фортепиано и поет, сочиняет свои песенки. Мама у нее тоже музыкальная, так что было бы странно, если бы она не увлеклась всем этим. Хотя недавно она провела выходные с дедушкой-юристом, завела толстую тетрадь и теперь постоянно записывает в нее что-то с безумными глазами. Мы стараемся ее во всем поддерживать – это же жутко интересно, когда раскрываешь в себе желание пробовать что-то новое.
Направлять – это одно, а вот давить – совершенно другое. Надо аккуратно, как-то очень толково, грамотно и с умом объяснять, на языке ребенка, а не по своим понятиям. Я часто вижу родителей с детьми где-нибудь на отдыхе, и они друг с другом совершенно не взаимодействуют. Мне вообще кажется странным рожать детей, если ты не готов к этому. Родители должны проходить какую-то специальную проверку на подготовленность: психологов, социальных работников, даже тех же музыкантов, предварительно развивая в себе внутреннюю красоту. Потому что без внутренней красоты человек не имеет права заводить ребенка, он ведь даже в свою собственную жизнь не врубается, как он может дать жизнь другому?
Дочка учит меня радоваться мелочам. Я вижу, как ей тяжело, и понимаю, что просто не имею права ныть. Она с утра до ночи постоянно учится, а нужно ведь еще успеть собой заняться, книжку почитать, порисовать, поиграть, с котом повозиться. Она очень круто мне помогает, стимулирует что-то делать, а не лежать на диване и смотреть какую-нибудь новую киношечку.
Хороший ли я отец, нужно спросить у нее, когда подрастет. Все говорят, что хороший. Она любит проводить со мной время, старается быть на меня похожей, она такой мини-я, как говорят близкие. У нас даже походки одинаковые. Мы находимся на одной волне, и нам интересно чем-то делиться друг с другом. Вместе с ней я начинаю переживать собственное детство. И это забавно – вижу себя в ней.
Мужчина становится мужчиной, когда у него появляется чувство ответственности – за мир, за других. Возможно, это какие-то громкие слова, но мне кажется, что ответственность − это как раз по-взрослому. Когда ты понимаешь, что любое слово может уничтожить твоего оппонента, тем более ребенка, который рядом.
Я практически сразу, как только родилась дочка, перестал участвовать во всех «матершинных» проектах. И стараюсь из своей речи исключить эти слова, потому что они мне разонравились. Видимо, я действительно повзрослел, когда появилась Вика.
Если у человека нет любви – это значит, что он неполноценный. А если он что-то делает без любви, то у него серьезные проблемы, и виноват в этом только он. Любовь – это такое чувство, когда ты просыпаешься и любишь этот день, эту жизнь, этот завтрак, этот автомобиль, эту дорогу, эту работу, этих людей. Если этого нет, то ты просто разрушаешь окружающее пространство. Мысли ведь материальны, а настроение человека – это серьезная энергетика, которая распространяется на всех. Очень важно приходить куда-то с открытым сердцем.