Поколение: Женя Капустин

1 и 2 ноября на Малой Сцене Электротеатра Станиславский пройдут показы спектакля «Остров рабов» – двое господ и двое слуг после кораблекрушения оказываются на острове, населенном потомками древних афинских рабов. Спектакль о том, как власть может изменить человека, поставлен по пьесе французского драматурга Пьера Мариво. В спектакле Женя исполняет роль Ипикрата – господина, ставшего слугой. А вообще, его можно увидеть во многих репертуарных спектаклях Электротеатра («Тартюф», «Черная пурга», «Икра трески») и не только.

Где еще можно увидеть Женю и кем он видит себя через десять лет – ему слово. 

Имен у меня несколько. Мое имя по паспорту –  Женя. Женя Капустин. Но очень долгое время я называл себя Питером Пеном, это была такая игра, я писал о нем пьесу и проживал его жизнь. В какой-то момент я понял, что Питеру Пену пора «умереть» и тогда я снова стану тем, кто я есть.  

Женя Капустин – что это такое? Ничего не значащее сочетание букв, в которые невозможно уместиться, с ними отождествиться. Мне кажется, мое имя уже звучит как псевдоним, можно запихнуть в него все что угодно. Поэтому я никогда не думал его менять: это что-то, в чем очень удобно спрятаться.

33 года. «Земную жизнь, пройдя до половины».

В Москве. Родился в Строгино на окраине города.

Думаю, за мной можно следить в театре. В репертуаре Электротеатра Станиславский, на странных мероприятиях, в подпольных театрах. Например, мы летом делали спектакль в «Мутаборе» с очень талантливым парнем-режиссером – ему было всего 17. Когда я с ним познакомился, мне приоткрылась культура подпольного театра, театра в заброшках, клубах, на улице. Она показалась мне интереснее академических театров с их мертвым репертуаром и аудиторией. Если хотите за мной следить, то, наверное, искать меня стоит именно в таких местах. 

Один театральный критик после спектакля «Черная пурга» написал, что это какой-то сюрреализм. А Евгений Капустин играет в технике, которая сама по себе уже какой-то сюр. Сейчас я пытаюсь выбраться из этого сюра. Я учусь мыслить, учусь любить, это оказалось очень и очень непросто, чтобы любовь расцветала, необходима каждодневная работа над собой – вот, наверное, чем я сейчас занят.

С домашнего театра. У нас с братом был домашний кукольный театр. Мы все сами делали. У нас были игрушки – плюшевый медведь, лиса, собака, заяц – и мы придумывали истории, записывали их в книжечки. В какой-то момент стало понятно, что больше всего вдохновения приносит именно процесс сочинения историй. Потом наш домашний театр превратился в домашнюю киностудию: у нас несколько сериалов и фильмов, которые мы сняли сами. Когда пришло время выбирать профессию, я не мог понять, кем хочу быть: оператором, режиссером или актером.

Сейчас это спектакль, который мы сделали летом в «Мутаборе»: это «Гелиогабал», потому что текст Антонена Арто максимально неподходящий для того, чтобы его играть. Это философский трактат, очень вдохновивший меня: когда я прочел его, сразу понял, что это именно то, что сейчас хочется делать на сцене. Это своеобразный манифест о поэте-анархисте. Моя роль там была скорее перформативной, чем драматической, нужно было что-то делать прямо здесь и сейчас, и никакой страховки, если вдруг что-то пойдёт не так, то есть на самом деле в этом была и цель, чтобы всё пошло не так, сошло с рельс, чтобы зрители озверели и стали участниками действия. Вот этой работой я горжусь, она трудная.  

Мой друг Клим. Он поэт. Он во многом лучше меня, смелее меня, талантливее меня.

Дело в том, что с какого-то времени в Сети можно прочитать практически все. Мы очень любим о себе рассказывать, и я был этим болен какое-то время. Мне кажется, прочитать обо мне можно даже то, чего я сам о себе еще не знаю.

…в маленьком фургончике путешествую со своим любимым человеком где-то между Грецией и Скандинавией. 

Мною движет желание быть живым. Желание найти себя живым. Желание быть счастливым – это то, что заставляет меня что-то делать.

Я вчера смотрел интервью Дэвида Линча с одним актером. Линч задает ему разные вопросы, и один из них: «Что ты думаешь о себе?», а тот отвечает, что нет никакого «себя». А на вопрос: «Что для тебя значит известность?» – «Ничего, абсолютно ничего». И я тоже так думаю, поэтому вы не должны меня знать.

Я позволю себе ответить, наверное, вопросом на вопрос: а что такое сила? И для чего эта сила нужна? Сила, чтобы, что? 

А то, что сила в правде – это просто звонкая ничего не значащая фраза, пустота. А, может быть, сила в слабости?