Вопросами о том, что посмотреть или что почитать, кажется, можно задаваться вечно и не один раз – в конце концов, любое хорошее произведение, будь то книга, фильм или сериал, увы, рано или поздно подходит к концу, оставляя своего зрителя или читателя в муках новых поисков. Впрочем, есть и хорошие новости.
Чтобы облегчить тебе задачу, каждую неделю мы просим нашего колумниста Константина Образцова – писателя, автора книг «Красные цепи», «Молот ведьм» и других, а также создателя шоу «Образцовое чтение» на YouTube (на прошедшей Национальной премии интернет-контента – 2024 проект, кстати, победил в номинации «Искусство просвещать») и канала «Образцов» в Telegram – поделиться бриллиантами своей коллекции лучшего в мире литературы и сериалов.
Константин Образцов
Сегодня на повестке дня – лирическая поэзия от XI до XXI века. Тем более, что и повод есть – накануне прошел Всемирный день поэзии.
Сегодня почти никто не читает стихов.
Поэтические фрагменты в Stories, цитаты в мемных картинках, стихотворения в Telegram-каналах между новостями и рабочими чатами – даже если зацепило, даже если сделали репост – это вовсе не то, что по-настоящему читать стихи, углубляясь в образы, рифмы и строки.
Поэзия потерпела сокрушительное поражение от остросюжетной прозы и нон-фикшн по психологии и саморазвитию. Спросите себя, когда вы последний раз покупали поэтический сборник? Если вы не школьник, не студентка и не мама школьника или студента, то, скорее всего, очень давно.
Это особенно странно сегодня: вокруг только и разговоров, что про эмоциональный интеллект, эмпатию, умение сочувствовать и сопереживать, про ту же психологию, но целый литературный род, чья суть как раз в выражении эмоций, пребывает в читательском забвении.
Лирика говорит с нами словами и образами, обращенными к чувствам, и нет способа лучше развить их, чем поэзия. Можно долго – и безуспешно, как правило – пытаться разложить на рациональные составляющие любовь, страдания, восторг или болезненно-сладостную тоску, но стихи помогут интуитивно, чувственно понять все это лучше, чем книги и паблики по психологии.
Сегодня в нашей подборке несколько не самых известных поэтов от Средних веков до современности, чьи строки попадут точно в сердце.
«Песни трубадуров»
Нет, это не сборник текстов песен из мультфильма «Бременские музыканты», а само слово «трубадур» не имеет никакого отношения к трубам. Оно произошло из провансальского trobar, что означает создавать или творить. Трубадуры из французского Прованса XI – XII веков были первыми творцами европейской лирики, темой которой стали не воинские походы или религиозные сюжеты, а человеческие переживания и прежде всего, конечно, любовь.
Поэзия трубадуров развивалась внутри куртуазной, то есть придворной, культуры, ценностями которой были красота, этикет, образование и искусство. Эту культуру создавали женщины, знатные дамы, жены владельцев замков и правителей городов: Мария Шампанская, Альенора Аквитанская, Аэлиса Блуаская – можно влюбиться в одни имена!
Именно так и случалось, и первые трубадуры были рыцарями, выражающими свою любовь в поэтических строках, достойных прекрасных дам. Так как дамы были замужем за людьми влиятельными, богатыми и довольно свирепыми, то влюбленность в них была безнадежной, что придавало поэзии трубадуров ноты восхитительной и тонкой печали.
Надо сказать, что и сами прекрасные дамы тоже писали стихи не хуже своих обожателей. Забудьте клише про забитых и бесправных женщин Средневековья: известны имена двадцати дам-трубадуров, почти тысячу лет назад свободно говоривших о своих чувствах. Их стихи откликаются и сегодня:
Мне надо скрыть, о чем я петь хотела
И надо петь, но петь я не хочу.
И я его люблю, и нет мне дела
До зла его.
Я мысленно лечу, к нему лишь
Зная:
Он меня не любит,
Не жаждет милосердья моего,
Ни чести, ни ума.
И это губит…
(перевод С. Астриковой)
Автор этих строк – графиня Беатриса де Диа. Она была замужем за графом Вьеннуа, а трогательные стихи посвящала своему тайному возлюбленному, который тоже был трубадуром и, в свою очередь, писал для Беатрисы.
Можно сказать, что графиня де Диа положила начало перепискам при помощи намеков и стихов в Stories, только делала это посредством пера, чернил и пергамента.
Франсуа Вийон
«Плут, сутенер, бродяга, гений», – так называл сам себя этот невероятный поэт XV века и ни в одном слове не погрешил против истины.
Под словами «человек эпохи Возрождения» привыкли понимать кого-то эрудированного во многих областях знания, какого-то на все руки мастера, но настоящим человеком Ренессанса был Франсуа Вийон: гениальным бунтарем, свободолюбивым разрушителем авторитетов, рок-н-рольщиком и гангста-рэпером своего времени.
Вийон окончил университет, получил степень магистра богословия, но предпочел карьере трущобы парижского дна, где за пятьсот лет до Есенина «читал стихи проституткам и с бандюгами жарил спирт». Убил в поножовщине священника, подравшись с ним из-за проститутки, и бежал из Парижа. Водил дружбу с разбойниками, участвовал в успешном ограблении университетского колледжа, бродяжничал, содержал публичный дом, был дважды приговорен к смертной казни – и дважды чудом ее избежал благодаря то ли воровскому фарту, то ли счастливой звезде поэта.
Вийон уже при жизни был известен, как автор неожиданных, парадоксальных, иногда резких, но всегда очень лиричных баллад. Герцог Карл Орлеанский, имевший среди своих подданных славу поэта, однажды пригласил Франсуа Вийона на поэтическое состязание. Дело закончилось скандалом: даже жюри из придворных вынуждено было присудить победу Вийону, за что он был жестоко бит и изгнан из Орлеана.
Почитайте трогательную «Балладу о дамах былых времен», хулиганскую «Балладу о толстухе Марго», «Балладу истин наизнанку» и, конечно же, ту самую «Балладу поэтического состязания в Блуа»:
«Я скуп и расточителен во всем.
Я жду и ничего не ожидаю.
Я нищ, и я кичусь своим добром.
Трещит мороз – я вижу розы мая.
Долина слез мне радостнее рая.
Зажгут костер – и дрожь меня берет,
Мне сердце отогреет только лед.
Запомню шутку я и вдруг забуду,
Кому презренье, а кому почет.
Я всеми принят, изгнан отовсюду».
(перевод И. Эренбурга)
Осип Мандельштам
Среди поэтов Серебряного века чаще всего вспоминают Блока, Ахматову, Гумилева, еще Маяковского, но уже как советского литератора. Еще, конечно, Марину Цветаеву, и Пастернака, и Есенина.
Осип Эмильевич Мандельштам известен менее, но однажды встретившись с его гипнотически-напевной лирикой, вы останетесь под ее обаянием навсегда.
Мандельштам принадлежал к гумилевскому кругу акмеистов, но творчество его не укладывалось в формальные рамки какого-то направления или даже целой литературной эпохи. Для меня Мандельштам – самый петербургский из известных поэтов, хотя жил и творил он во многих других городах. Возможно, причина в особом интеллигентном поэтическом строе, какой-то утонченной грусти, растворенной в стихах, которые не про любовь в привычном нам смысле, а про чувственное познание мира.
В 1932 году Осип Мандельштам был внесен в список видных советских литераторов, который подали самому Сталину. Жизнь более, чем удалась: оставалось спокойно творить и наслаждаться благами, которые так ценили сотрудники «МАССОЛИТа» в булгаковском романе. Но, видимо, что-то внутри мешало принять это благополучие. Мандельштам пишет резкую эпиграмму про Сталина и читает ее полутора десяткам самых старых и верных друзей. Бывают времена, когда нельзя доверять даже им: последовал донос, после которого жизнь Мандельштама стремительно покатилась к трагическому концу.
Мне ближе всего его ранние стихи из сборника «Камень». Прочтите в тиши перед сном «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…», или «Как кони медленно ступают…», или «Отравлен хлеб и воздух выпит…», или вот это, щемяще-пронзительное:
«От легкой жизни мы сошли с ума:
С утра вино, а вечером похмелье.
Как удержать напрасное веселье,
Румянец твой, о нежная чума?
В пожатьи рук мучительный обряд,
На улицах ночные поцелуи,
Когда речные тяжелеют струи
И фонари, как факелы, горят.
Мы смерти ждем, как сказочного волна,
Но я боюсь, что раньше всех умрет
Тот, у кого тревожно-красный рот
И на глаза спадающая челка».
Борис Рыжий
Представьте себе, что вы оказались в конце восьмидесятых годов в Екатеринбурге, который тогда назывался Свердловск. Район с говорящим названием Вторчермет, поздний вечер, недружелюбные сумерки, вокруг панельные пятиэтажки, хоккейные коробки во дворах, откуда-то раздается свист. Навстречу вам из тени выходит молодой парень: шапка-«петушок» надвинута на глаза, в зубах сигарета, длинный шрам через все лицо и нос с боксерской горбинкой.
Выдыхайте и не поджимайте губы, все в порядке. Могло быть по-разному, но сегодня вам повезло – это поэт Борис Рыжий, которого авторитетные литературные критики называли «последним поэтом ХХ века» и «самым талантливым поэтом своего поколения».
Борис Рыжий родился в Челябинске, в детстве со всей семьей переехал в Свердловск. Тот длинный шрам на лице получен не в драке – еще маленьким он порезался осколками разбитой стеклянной банки, отметины остались на всю жизнь. Учился в обычной советской школе «на районе», где поножовщина и игра в карты на деньги, рос, как все, занимался боксом и даже выиграл городской чемпионат в своей возрастной категории.
Написал больше тысячи стихов и ушел из жизни, не дожив до 27 лет.
Можно было бы ожидать при таком юношеском бэкграунде услышать в его стихах некий «голос улиц»: что может написать мальчишка, выросший во дворах Вторчермета? Но тут голос настоящей поэзии, честной, искренней, и потому каждое стихотворение, каждая строка трогает до мурашек.
«Начинается снег, и навстречу движению снега
поднимается вверх – допотопное слово – душа.
Всё, – о жизни поэзии, о судьбе человека
больше думать не надо, присядь, закури не спеша.
Закурю, да на корточках, эдаким уркой отпетым,
я покуда живой, не нужна мне твоя болтовня.
А когда после смерти я стану прекрасным поэтом,
для эпиграфа вот тебе строчки к статье про меня:
Снег идет и пройдет. И наполнится небо огнями.
Пусть на горы Урала опустятся эти огни.
Я прошел по касательной, но не вразрез с небесами.
Принимай без снобизма – и песни и слезы мои».
P. S. «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт», — можно спорить или соглашаться с этой максимой, выраженной Высоцким. Многие считают, что трагическое завершение жизненного пути – своего рода знак качества, подлинности поэтического дарования.
Ничего не утверждая, тем не менее, сообщу: Франсуа Вийон пропал без вести (был убит, вероятно) в возрасте чуть более 30 лет; Осип Мандельштам умер в ссылке; Борис Рыжий погиб от депрессии в 26 лет.
Провансальские рыцари и дамы-трубадуры, вместе со всей неповторимой художественной культурой Прованса, были вырезаны и сожжены крестоносцами во время Альбигойского крестового похода против еретиков в начале XIII века, унесшего жизнь более миллиона человек.
