В 2014 году якутский видеомейкер Айаал Адамов, ныне выпускник мастерской Сокурова и дебютант некоторых российских и зарубежных фестивалей, начинает снимать серию пародийных клипов. В оммаже Тимати он расхваливает свой хотон (с якутского – коровник, хлев, облепленный навозом в целях утепления), к которому «липнет кэш», который «ароматом пленит кыыс» (с якутского – девчонок), за широкими штанами Айаала баккы (с якутского – подштанники), и в конце все, конечно, едут пить кумыс. В следующих клипах Адамов продолжит свой попкультурный синтез и снимет еще пародию на Бруно Марса про оленеводов, северных парней, у которых всегда «много мяса и рыбы», что опять-таки очаровывает кыыс, а также клип на песню Тейлор Свифт.
Через такие языковые и культурные переиначивания на самом деле обнаруживается важная кинотенденция для последних двух десятилетий – разговор о локальной идентичности, об уникальности и самобытности коренных народов России и их культуры.
Холу уолаттара, те самые северные парни в унтах, представители этнического меньшинства, заявляют о себе в контексте большой культуры, отстаивая в ней свое законное место. Об этом, впрочем, все якутское кино.
Коротко, что нужно знать про феномен «якутского чуда»
· Историю успеха якутского кино неразрывно связывают с деятельностью компании «Сахафильм» – первой кинокомпании, начавшей снимать фильмы на якутском языке в 90-ых.
· Сейчас Якутия – один из главных центров кинопроизводства в России. В «Сахавуд» активно инвестирует местный бизнес, а государство оказывает всяческую поддержку для развития отрасли.
· Успешная коммерциализация мифа о поиске национальной идентичности удалась за счет обращения к своему фольклору, эпическим сказаниям олонхо.
· Якутское кино разножанрово, в чем также причина его востребованности. Здесь снимают множество комедий (один из самый кассовых фильмов – криминальная комедия «Агент Мамбо», 2019), детективы (еще один недавний рекорд проката «Айта», 2023), социальные драмы.
· Однако самым популярным жанром остается фолк-хоррор. Это вполне закономерно, так как через ужасы транслируется главный коллективный национальный страх – потеря и забывание собственного этноса.
Снежный бурьян посреди одинокой степи, по пространству кадра колыхаются ветви, создавая орнаменты, обрамляющие изображение. Поэтика северного пейзажа при этом инфернальна – природное «трепетание», волнение действует магическим образом, разрушая привычные границы пространства. Через эту зимнюю рябь в поле буквально прорастает сказочный портал. Зачин «Мааппы» (1986) Алексея Романова, первого хоррора, снятого на якутском, – история о затерявшемся путнике, который обращается к дереву с просьбой указать верный путь.
В сказочной традиционной завязке образ Мирового Древа указывает на сложную систему пространства и времени: согласно якутской мифологии, вселенная состоит из трех миров, символом их единства выступает священное дерево Аал Луук Мас, кроны которого находятся в верхнем мире, ствол – в среднем, а корни уходят в нижний. Находясь в этой пограничной зоне, на грани гибели, таким образом главный герой находит тот самый верный путь – в потустороннее, в гости к призраку Мааппе.
В русской адаптации имя девушки переведено как Марфа, что значит «хозяйка», в то время как якутское имя означает «девушка в камусах» (часть шкуры оленей, лосей и косуль, использующаяся для пошива обуви). Однако «хозяйка» верно угадывает общий посыл картины: Мааппа, призрак неупокоенной проклятой девушки, не только владеет домом, в который попадает скиталец, но и как фигура Другого (инакового, пришельца), гостя и ghost’а оспаривает человеческое обладание собственной землей и памятью.
Кто такой призрак?
По определению философа Жака Деррида, главного призраковеда, это тот «странный голос, одновременно присутствующий и отсутствующий, единичный и множественный, носящий в себе различие», тот «след», дезорганизующий время, «приходящий из прошлого и носящий в себе наследие». А психоаналитик Зигмунд Фрейд, один из первых ученых, заглянувших в области человеческих страхов, объяснял явление «жуткого» вытесненными желаниями и тревогами. Поэтому призраки являются нам из области бессознательного – из того, что мы табуировали и репрессировали в себе.
В этом опасном, но не злом монстре образ национальной памяти сращивается с плотью – традиционными лентами в длинных черных волосах и физическим ощущением бескрайней и брошенной якутской земли. Слитность образов плоти и воображения в короткометражке Романова демонстрирует, что физическая боль и холод – такие же производные сознания, как и исторические травмы. Якутянка Мааппа напоминает фотографию – материальный визуально притягательный объект, который несет в себе одновременно воображаемую и реальную опасность – изувеченную память.
Ева Иванилова, «Ужас белого листа: история якутского хоррора»
Именно фигура призрака, незлого монстра, отлично выполняет функцию движения памяти: это след прошлого, явленный в настоящем, долг которого – напомнить о прошлом, а в этническом контексте – еще и утвердить его, указать на необходимость временного сращения. Мааппа призывает нас, зрителей, вернуться назад, к истокам и из этой точки пересмотреть и свое настоящее.
«Главное – помнить», – как бы сообщают нам мистические силы. И если тебе нечего помнить, то такая встреча с собственной историей, пусть и упрощенной до традиционной национальной культуры, обратится для тебя истинным кошмаром и Судным днем.
С «Мааппы» якутское кино становится инструментом новой исторической политики – обращенной к прошлому, развернувшейся в глубь времени. Для этой миссии «окликания» у якутов найдется целый пантеон существ.
Кого мы встречаем в якутских ужасах?
Шаманы
Якутская мифология по большей части на идее шаманизма, так что эти персонажи достаточно часто встречаются в фольклорных произведениях. Это происходит по одной простой причине – только шаманы могут выступать посредниками между мирами, взаимодействовать с духами и давать при случае им отпор.
Абасы
Это объединенное название бесчисленного множества злых божеств и духов верхнего, среднего и нижнего миров. Само слово происходит из корня «аба» – зло. Они – духи, поэтому обычно невидимы простому глазу. Но в тех случаях, когда они показываются человеку, могут принимать любой облик, так как объединяют в себе все страхи и пороки людей. Считается, что все плохое на Земле создано абасы.
Юёр
После преждевременной и неестественной смерти некоторых людей, например, самоубийц, сумасшедших или колдунов, появляются существа, выдающие себя за их души, которых называют юёр. Они невидимы, но могут показаться людям. Даже звон в ушах древние якуты объясняли тем, что это где-то плачет юёр.
Юёр – якутский вариант призраков или зомби. Каждый юёр имеет свой излюбленный район действий – это места, в центре которых жил покойный. Изгнать их может только сильный шаман.
Иччи
Согласно словарю «Мифов народов мира», иччи – духи-хозяева предметов, вещей, явлений природы или определенных мест среднего мира. Иччи существуют даже у совершенно незначительных вещей, например, у ожига, которым подправляют дрова в очаге. Все эти существа невозможно однозначно отнести ни к роду айыы – добрых существ, ни к роду абасы – злых существ. Несмотря на то, что в основном они обитают в среднем мире, они могут приходить как из верхнего, так и из нижнего миров.
Однако у понятия «иччи» есть также философская трактовка: по словарю якутского языка, это «содержимое, сущность, внутренняя таинственная сила, имеющаяся в каком-нибудь предмете». Таким образом иччи олицетворяют «внутреннюю, иррациональную, чаще всего, непредсказуемую активную сущность вещей и явлений природы».
Главный вопрос якутского кинематографа – вопрос о хозяйстве и владении.
Чьи эти земли (неспроста в фильмах мы часто встретим топос проклятой, оставленной, забытой территории), принадлежат ли они нам? Как вернуть эту землю себе или удержать? В связи с этими проблемами фигура духов-хозяев, Иччи, чрезвычайно важна.
Именно философское понимание мифических сущностей предлагает нам одноименный фильм Костаса Марсана, один из главных якутских хорроров. В «Иччи» (2020) непостижимые, неподвластные силы охватывают дом якутской ортодоксальной семьи, расположенный в лесной глуши.
Семейный раздор, который и служит причиной пробуждения паранормального, завязывается на довольно частом урбанистическом конфликте: нерадивый сын со своей женой и ребенком приезжает из города в родительское поместье. Из-за долгов он просит отца продать дом, что в общем то нонсенс – помимо того, что герой сам разорвал свою связь с родным местом и собственно своим национальным прошлым (к примеру, он привозит с собой жену-чужачку, явно не якутского происхождения. К слову сказать, московская актриса Марина Васильева – действительно, одно из немногих, что режет глаз на протяжении почти всего фильма), он предательски принуждает и свою семью отказаться от своей традиционной идентичности, принять правила тотальной модернизации. За это покушение расплатится все семейство.
Собственно, ощущение гнева чего-то нематериального, незнакомого нам, находящегося за гранью понимания, фильм и дарит зрителю: совершенно неизвестно, чего ожидать от него каждую минуту, ведь логика духов непостижима.
Иван Афанасьев, «Иччи»: Не тревожьте землю, птицы
Интересно, что в этом фильме мы опять-таки встретим призрак Мааппы. На этот раз это прокаженная девушка из древнего прошлого, которая с детства была заточена в ту самую избу, принадлежащую главным героям, что отчасти является разгадкой посылаемых мытарств.
Для всех бед один ответ – подавленный и изгнанный Другой. Еще одна фигура, помогающая визуально воплотить идею отстаивания своей инаковости и самобытности. «Пугало» (2020) Дмитрия Давыдова – пример неклассического развития этого персонажа: травле и социальной изоляции подвергается знахарка и шаманка, что является для якутов сакральным статусом.
Конечно, для разгадки этого парадокса нам снова стоит обратиться к сомнительному прошлому героини, на этот раз вполне реальному, а не мифическому и эпическому, что выводит на жанровый синтез триллера и социальной драмы, привычной для Давыдова.
Город как угроза культурной амнезии
Как сохранить связь со своим народом, при этом переживая процессы активной модернизации? Лавируя между традиционным обществом и постмодерном, на эти культурные вызовы отвечают герои представленных фильмов.
· «Старая игрушка» (1986), Руслан Васильев
· «Проклятая земля» (1996), Эллэй Иванов
· «Другая жизнь» (2015), Степан Бурнашев
· «Нет Бога кроме меня» (2019), Дмитрий Давыдов
· «Иччи» (2020), Костас Марсаан
· «Молодость» (2022), Дмитрий Давыдов
Российские историки рассматривают якутское кино последних двух десятилетий как феномен оживления коллективной памяти культурного меньшинства, что, конечно, носит постколониальный характер. В сращении авторского и фольклорного, индивидуального и общинного такое кино находит золотой источник. Это визуальное переизобретение, конструирование истории как коллективного прошлого, создания государственного мифа в большинстве своем за счет культурных деятелей, а не политических институтов.
Якутское кино – это встреча с малым, с его «ревитализацией», обновлением, оживлением.
И в опыте просмотра таких фильмов мы действительно сталкиваемся с незнакомой, могущественной силой, витальностью, в том числе кинематографической, завораживающим движением жизни. Будь то стихия, окружающая природа – великое Мировое Древо, неистовое колыхание ветвей которого может перенести нас в таинственные миры, – или же бесконечный сонм духов и священных животных, обладающих невероятными способностями. Все это призывает нас быть на стороне малого.
В этом контексте примечательно, что и сам новый кинематограф Якутии начинался с малого: при минимальных бюджетах, без инвестиций, без претензии на большое кино – в соединение любительского кинопроизводства с профессиональным. «Мааппа», «Проклятая земля», «Старая игрушка» (уникальная кинонаходка. Недавно оцифрованный первый якутский игровой фильм, считавшийся утерянным с 1990-х) – примеры той аскетичной интонации, на которую еще какое-то время продолжала равняться киноиндустрия.
Сейчас с огромными дотациями, мировым интересом к этно-экзотике, фестивальными прокатами, ориентацией на жанровые конвенции зарубежного кино ситуация изменилась. Тот же Костас Марсаан, режиссер «Иччи», отходит от фольклорных и этнических тем и в марте этого года выпускает триллер «Детектор», мало чем отличающийся от русского кринжа, обычно идущего в прокате.
Опасения вызывают и новости о скором ремейке легендарной «Мааппы». В апреле этого года режиссер первой версии фильма Алексей Романов объявил о завершении съемок нового полнометражного варианта картины, рабочее название – «Вкус жизни». Премьера анонсирована на конец 2023 года.
Впрочем, якутские фильмы продолжают быть широко представлены и на независимых фестивалях, а недавний прокатный успех «Айты» Степана Бурнашева, за две недели ставшей самым кассовым якутским фильмом, кажется, призывает верить в северные чудеса и дальше.
Текст: Яна Нохрина – кинокритик, основательница проекта Кинолекторий им. Апичатпонга Вирасетакула, кураторка фестиваля экспериментального кино ВНУТРИ