Сейчас на Каннском кинофестивале блистает Баз Лурман с «Элвисом», а ровно 16 лет назад в стенах Дворца фестивалей и конгрессов на набережной Круазет состоялась премьера «Лабиринта Фавна» Гильермо дель Торо – признанного мексиканского мастера ужасов, для которого монстры стали лучшими друзьями. Широко известно, как еще в детстве он вдохновлялся черно-белыми фильмами ужасов, а в одном из интервью уже как состоявшийся режиссер рассказывал: «Я и сам дважды слышал приведений. Не видел, но слышал». В другом интервью он говорил: «Монстры для меня стали святыми покровителями несовершенства, и я молюсь им каждый день, потому что мы все несовершенны. Думаю, монстры никогда не врут. Они такие, какие есть. Годзилла, прогуливаясь от вас по соседству, не скажет: «Обещаю, что не трону ни одного дома». Нет, ты все их разнесешь. Я тебя знаю. Будешь крушить здания и махать хвостом».
А однажды, тоже в детстве, он посмотрел фильм «Тварь из Черной лагуны», под впечатлением от которого нарисовал его главную героиню – Джули Адамс – вместе с чудовищной амфибией на велосипеде и с мороженым. За этот рисунок он получил пятерку в школе и выговор от бабушки, мол, почему он рисует одних только монстров («Она все время спрашивала меня, почему я не могу нарисовать что-то красивое, но для меня монстры были красивыми»), а заодно мечту о том, чтобы персонажи картины в итоге были вместе. Спустя 46 лет он реализует ее в «Форме воды» – одной из главных лент в своей карьере, получившей четыре «Оскара».
Вообще, все его мистическое вдохновение родом из детства: именно тогда он познакомился с энциклопедиями по медицине и изобразительному искусству, увлекся комиксами и журналами (один из них, Famous Monsters of Filmland, до сих пор хранится в музее режиссера), начал писать собственные истории и иллюстрировать их от руки. А еще благодаря бабушке – строгой католичке – впитал в себя страхи, впоследствии вылившиеся в то, что сделало его культовым режиссером своего времени.
В отмечающем сегодня 16-летие «Лабиринте Фавна», например, Бледный человек – не что иное, как пережиток католического воспитания Гильермо дель Торо, извращенное представление стигматов на руках и ногах Иисуса. Хотя сам режиссер в своей книге «Кабинет редкостей. Мои зарисовки, коллекции и другие одержимости» делился, что изначально монстр мог выглядеть по-другому и в первых рисунках глаза у него были на лице: «Идея была в том, что само тело у него полужидкое, как вязкая жижа, которая перетекала бы, и глаза все время двигались и находились постоянно на разной высоте».
В католичестве Гильермо дель Торо учили, что ангелы – образцы добродетели, но он интерпретировал это на свой лад, и из зла – демонов – сделал святых. Он считал, что только те, кто стремится к идеалу, по-настоящему могут считаться «ужасным». И это тоже частично пришло к нему из детства: до старшей школы он был нетипичным для мексиканца ребенком со светлыми волосами и голубыми глазами. «Милыми и здоровыми считались общительные смуглые дети с темными волосами. Вот почему именно так выглядят злодеи в моих фильмах», – делился он позже. Поэтому же он любит своих монстров гораздо больше людей.
А еще он любит аутсайдеров – для него такие герои близки по личным причинам. Будучи мексиканским режиссером в Голливуде, куда ему пришлось перебраться в конце 90-х из-за похищения отца и где поначалу работа у него не сложилась («Мутантов» Гильермо дель Торо снимал под эгидой компании Miramax Харви Вайнштейна, и после продюсерских правок это кино превратилось в фильм ужасов очень посредственного качества), сегодняшний лауреат «Оскара» знал по собственному опыту, что значит быть изгнанником. Отсюда очевидно теплое отношение к персонажам, которые не могут найти свое место в мире: сиротам в «Хребте дьявола», «Багровом пике» и «Лабиринте Фавна», изгоям в «Хеллбое» (Гильермо дель Торо говорил, что Хеллбой – и есть он, только выглядит по-другому), неприятным обществом в «Блэйде – 2» или «Форме воды».
Год назад, в «Аллее кошмаров», Гильермо дель Торо чуть ли не впервые за свою фильмографию сделал ставку не на фантастических чудовищ, которых для каждого нового проекта рисует и придумывает сам, а на главного монстра в своей системе координат – человека. И проиграл. На пробу его история об искусных шарлатанах оказалась таким же обычным, но неудавшимся фокусом, тривиальным рассказом о человеческом эго, не знающем границ, скрывающимся под маской криминального триллера с замашкой на нуар. И его «Аллея кошмаров», пожалуй, стала очередным доказательством того, что без присущей только Гильермо дель Торо фантазии и мистики, без его экспериментов с жанрами, стилями, без его внимания к деталям и любви к монстрам, которых принято бояться, не было бы и «Лабиринта Фавна», и «Формы воды», и других культовых «дельторовских» фильмов, по-своему меняющих кино и наше отношение к тому, что на самом деле «ужасно».