«Никто не может причинить мне боль»: Валерия Гай Германика о творческой цензуре, будущем кино и требовательности к себе и другим

Валерия Гай Германика берется за работу над сериалами нечасто, так что каждый такой проект с ее именем в графе «Режиссер» – без преувеличения большое событие. Особенно теперь, после периода творческого застоя, о котором она сама честно рассказывает в нашем интервью. Ее свежая многообещающая работа – сериал «Обоюдное согласие», совместный проект компаний KION и «Медиаслово» Данилы Шарапова и Петра Анурова, о молодой учительнице русского языка и литературы. Она приезжает на вечеринку к старым друзьям, проводит с ними ночь на яхте, а утром спрыгивает с нее и в мокром платье, босиком, с ссадинами и синяками пишет заявление в полицию об изнасиловании. Среди подозреваемых, конечно, оказываются ее старые приятели, но обстоятельства дела вызывают много вопросов. Главные роли в сериале исполнили Светлана Иванова, Анна Снаткина, Алла Михеева, Шамиль Хаматов и другие, над сценарием проекта работала группа авторов во главе с Анастасией Пальчиковой («Маша», «Большой», «День до»), а мы поговорили с главным автором проекта – непосредственно Валерией Гай Германикой – о цензуре в искусстве, будущем российского кино и требовательности в своем деле.

Чем зацепило именно «Обоюдное согласие», хотя предложений по другим проектам наверняка было много?

Предлагают много, вдохновения нет. Получилось так, что у меня освободилось место для проекта, появилось время и хорошее предложение.

Все сошлось?

На самом деле я не собиралась снимать сериалы, работать (еще не была готова к этому морально), но когда начала читать, то поняла, что сценарий неплохой, интуиция подсказала: надо делать. А бывает так, что читаю, делаю уже трехтысячную корректировку в сценарии и понимаю – не то, мне не подходит и мне это сделать не дадут. Я ориентируюсь на свою интуицию и компанию, я человек свободолюбивый и ответственный, перфекционист – мне нужно, чтобы в команде все работали четко.

Есть какой-то ключевой посыл, который хотелось донести до зрителя этой историей?

Я никогда ничего не закладываю – не мой путь. Я ставлю себя на место документалиста, который отстраненно фиксирует происходящее в жизни, уже потом, на монтаже, концентрирую драматургию. Если я буду пытаться что-то донести, у меня получится лажа – я не пропагандист, не могу за зрителя что-то решать и, вообще, стараюсь беспристрастно относиться к героям.

В истории «Обоюдного согласия» есть какой-то феминистический подтекст?

Буллинг может быть и в феминизме, и вне его.

Желание жить в правовом обществе, где тебя не травят, – нормальное желание любого человека.

Персонажи в «Обоюдном согласии» писались конкретно под кого-то из артистов?

Мне достался уже готовый сценарий, по которому я просто сделала кастинг. Как получилось, так и получилось.

Были артисты, которых очень хотелось видеть в проекте, но они отказались?

Несколько актрис, прочитав сценарий и узнав, что работаю над ним я, отказывались. Одна так и сказала: «Нет, я этого не выдержу». Кстати, была еще одна актриса, сделавшая выбор в пользу другого проекта, но я считаю, что качество моего продукта выше, поэтому она пожалеет, когда увидит его.

Довольны тем, каким получилось «Обоюдное согласие» в итоге?

Я не получила полного удовлетворения, более того: я могла сделать лучше, но так сложились обстоятельства, вмешался человеческий фактор. Когда производство идет полным ходом, быстро, люди приходят и уходят, а отвечаю за их действия и решения я.

Утешаю себя тем, что никто ничего не заметит, но про себя знаю: можно было лучше.

Я боролась с этой машиной, этими людьми, но мне нужна собственная команда, натренированная на меня и мои методы работы, сейчас я в процессе ее формирования, потому что просто устала. Всегда можно сказать, что вот здесь я собой недовольна из-за того, что Петя или Вася – козел, но это выглядит глуповато.

Человек, которого вы хотите видеть в своей команде, – какой он?

Во-первых, это не случайный человек в кино. Мне, конечно, проще работать с теми, кто приходит в индустрию из большой веры в кино, кто готов класть душу.

Есть люди, которые работают на отвали, а потом смотрят на тебя как на дуру, которая что-то требует, бесится, рвет на себе волосы, бегает по вагону в слезах из-за любой ошибки, а есть такие, как я, – романтики, готовые за качественный продукт на все. С такими идеалистами мне отлично работается.

Важно, чтобы мы совпали по таймингу – у меня он очень быстрый, секунда от идеи до ее реализации, а не несколько месяцев или лет.  

В чем, по-вашему, проявляется тяжелый характер, о которым вы говорили ранее?

То, как я работаю с актерами, снимаю. Для некоторых степень реалистичности просто недопустима, они не выдерживают. Мой тяжелый характер проявляется именно в требовательности к себе и другим. Продюсер Данила Шарапов («Обоюдное согласие». – Прим. ред.) мне так и сказал: «Я понял, как ты работаешь, тебе просто нужна сильная компания – такая же, как ты сама».

Я не могу сотрудничать с людьми, которые не успевают, не понимают, не могут сделать или, еще хуже, делают кое-как.

Мне нужны те, которые сделают так, как я говорю. Да, многим моя требовательность неугодна, потому что проще сделать быстро и как есть, а я всегда стараюсь останавливаться, возвращать эту машину назад, говорить: «Нет, ребят, мы вернемся в начало и переделаем хорошо».

Мне кажется, в индустрии мало таких, как вы.

Да, очень мало – я знаю, о чем говорю. Многие продюсеры считают меня тяжелым режиссером, потому что я привыкла действовать четко и не соглашаюсь на компромиссы, когда вместо двухсот оговоренных человек массовки мне приводят сто. Нет, ребята, так не выйдет, вы же со мной работаете. Мы просто сейчас все поссоримся.

Как, по-вашему, будет развиваться отечественный кинематограф сейчас?

Как развивался, так и будет дальше, если развивался вообще. Экономист из меня фиговый, но мне хотелось бы, чтобы был внутренний рост, больше проектов, потому что при отсутствии новых зарубежных сериалов на платформах у отечественного кино появляется огромный шанс.

В нашей стране каждый первый фотограф, каждый второй режиссер – контента можно сделать много.

Хочется все-таки, чтобы качество тоже соответствовало.

Про это ничего сказать не могу. Надеюсь, что будем продолжать снимать, у меня сейчас хорошая, например, волна, и я хотела бы продолжать работать на российское кино.

Вы сказали, что морально не были готовы возвращаться к сериалам, – что это значит?

Я долго не работала после замужества, да и наработалась за многие годы, был неприятный осадок от последних лет.

Когда просыпаешься, а тебе надо кормить детей, платить за нянь, третье, пятое, десятое, а ты одна – вот эти будни матери-одиночки я очень любила, обожаю это время и благодарна за него. Но работать было тяжело, приходилось брать все подряд.

У меня сильно испортился почерк, психика и здоровье.

С появлением мужа появилась возможность не работать. Мне очень хотелось снимать, но я просто не могла – съемки ассоциировались с подчинением, продюсерским абьюзом, опасностью.

Я выходила на работу как на войну, где приходилось отстаивать право на кадр, свое видение.

Даже Данила Шарапов, видя мои напряжение и стресс, говорил: «Тебе никто не желает зла, мы – друзья. Спокойствие».

Сейчас все эти страхи появляются?

Сейчас я независима, и никто не может причинить мне боль. Я не в рабстве, не в диктатуре, не обязана делать то, что говорят, потому что меня наняли, а могу выбирать и жить так, как хочу.

От этого мне хорошо и спокойно.

«Я художник и могу существовать при любом политическом строе» – ваши слова меньше года назад. Сейчас считаете так же?

Великие произведения искусства рождались во время репрессий, и для художника такие ограничения полезны.

Это не призыв жить в тоталитарном мире ни в коем случае – я за мир и свободу, но если говорить о цензуре, то давайте вспомним, при каком политическом режиме был рассвет советского кинематографа? Я тоже могу все рассказать, не прибегая к мату, который я часто использую, не прибегая к откровенным сценам, – наоборот, мне хотелось бы показать все там, где ничего нет. Поймите, мой основной инструмент – это актер, живая душа, которая покажет ровно то, что я в него вложу.

Он может петь или молчать, и это круто. Как наблюдатель времени, как человек, который это время пропускает через себя, я думаю, что искусство, оно как вода – имеет агрегатное состояние. Если нам запретят ругаться матом, мы не перестанем снимать вообще. Это же смешно.

Вы не только снимаете кино, но и работаете над собственным брендом украшений Gernica Jewelry. В какой момент увлечение камнями переросло в серьезное дело?

У меня была идея, что драгоценные камни – это очень красиво и что можно сделать бренд, где любимые камни женщин (например, сапфир, изумруд, рубин) станут доступными. И я это сделала. Поначалу это было хобби, план открыть маленький магазин, потом я пошла учиться, начала углубляться в тему, узнавать мир камней – это очень интересные вещи, которые меня вдохновляют.

С чего вообще появился интерес к камням?

Я увидела у одной девочки в Instagram чокер, нигде не нашла ничего похожего и подумала: что за фигня? Заказала то, что нужно, сама, сделала – получилось некрасиво. Стала искать камень, нанимать людей, делать разные украшения. Была пандемия, и это было моим личным творческим выхлопом – снимать я не могла, но творчество все равно так и шло. Когда дело пошло и люди начали покупать, а мы – повышать качество, пути назад уже не было.

Уже после я познакомилась с изумрудом, поняла, что хочу собрать вокруг себя настоящих фанатов камней, популяризировать это и делать интересные доступные вещи.

Сейчас у нас, например, есть как чокеры с изумрудами за несколько тысяч рублей, так и серьезные камни по высоким ценам – это мой идеальный магазин, в котором каждый может подобрать что-то на свой карман. При этом мы продаем не стекло, а настоящие камни, выбранные лично мной, украшения, сделанные кропотливым трудом: некоторые изделия, например, изготавливаются по шесть часов.

Некоторые украшения я ношу на себе, а потом продаю подругам. У одной из них, кстати, после такой покупки открылось второе дыхание на творчество, она буквально не может остановиться.

У вас есть личные фавориты среди камней?

Изумруд – я его обожаю, изучаю. А еще мне нравится, как выглядит турмалин – мечтаю сделать его популярным в России, здесь его недооценивают. Ценю бирюзу, которую лично привожу из Ирана (в нашей стране поставок бирюзы в принципе нет).

Образ с голубой рубашкой: рубашка, 12storeez; топ, All We Need; джинсы, Zara; браслеты, кулон, ожерелье, кольца – все Gernica Jewelry

Образ с кожаным плащом: плащ, I Am Studio; топ, All We Need; рубашка, Ushatava; браслеты, кулон, ожерелье, кольца – все Gernica Jewelry

Образ с розовым жакетом: жакет, I Am Studio; топ, All We Need; джинсы, Zara; браслеты, кулон, ожерелье, кольца – все Gernica Jewelry

Фотограф: Федор Битков. Стилист: Надежда Яковлева. Визажист: Русинова Анна. Ассистент продюсера: Лолита Сидорина. Продюсер: Ася Лейб