Ведущий слоган последних лет гласит: it’s not a men’s world anymore, что в переводе с английского означает «этот мир больше не принадлежит мужчинам». С каждым годом появляется все больше сильных и бескомпромиссных женщин-управленцев. И индустрия искусства не исключение. Ее представительницы вдохновляют своими историями и масштабными проектами, а мы через них вдохновляем тебя.
Мы решили взять на себя просветительскую инициативу и запустили рубрику «Искусство в большом городе», в которой будем знакомить тебя с главными представительницами арт-индустрии: от художниц до режиссеров, от коллекционеров до директоров музеев. Сегодня нашей героиней стала Ася Филиппова.
Вот уже 15 лет Ася руководит Центром творческих индустрий «Фабрика». Она окончила экономический факультет МГУ, потом получила MBA. Сначала Ася руководила «Фабрикой» как предприятием, которое занималось производством бумаги, а через некоторое время превратила его в центр творческих индустрий.
Сейчас на «Фабрике» ежемесячно проходят новые выставки талантливых представителей андеграунда и не только. Наше интервью выпало на экспозицию Андрея Кузькина «– Что это? – Времянка», в стенах выставочного зала мы его и провели. Поговорили с Асей о будущем искусства, главной проблеме арт-индустрии в России и важных качествах управленца в этой сфере.
Вы выросли в семье художников, музыкантов, но изначально выбрали экономическую сферу. Почему вы не пошли сразу в искусство?
Для меня всегда ролевой моделью была бабушка, которая работала экономистом в Госплане. Мне хотелось продолжить эту линию. Да и вообще, мне всегда казалось, что экономическая деятельность – надежная стезя.
А от искусства мне одно время хотелось дистанцироваться, но это оказалось невозможным. В итоге у меня получилось совместить сразу две сферы деятельности.
Когда пришло осознание, что вам хочется заниматься искусством на более серьезном уровне и создать свой проект?
Современное искусство заинтересовало меня еще в 90-е годы, когда в Москве художественная жизнь бурлила. Этот период до сих пор невозможно ни с чем сравнить. Тогда была потрясающая свобода, каждый день создавалось что-то новое. Я узнала, кто такие современные художники и чем они занимаются.
Идея создать творческий кластер на «Фабрике» ко мне пришла в 2004 году, в частности, потому, что я была знакома с талантливыми художниками, которым просто негде было выставляться. Тогда я проконсультировалась с друзьями и решила отдать несколько пространств под выставочные залы. С тех пор пройден огромный путь, появилось множество институций, которые поддерживают и показывают современное искусство. Баланс спроса и предложения изменился коренным образом.
Что изменилось в искусстве за 30 лет?
Все изменилось радикально. Цензура в наше время гораздо сильнее давит, чем в 90-х. Потому что тогда ее не было вообще. Художники делали очень рискованные и скандальные проекты. В 1998 году Авдей Тер-Оганьян разрубил икону. Сейчас это просто недопустимо. Но цензура на самом деле очень тонкая тема. Она бывает разной и не обязательно исходит от государства, есть какие-то общемировые правила и принципы. В XXI веке стало неприемлемым произносить определенные слова и рассуждать на определенные темы. Несвобода для художника – вредно и страшно. Но иногда это может привести к тому, что художник делает то же высказывание, но более утонченным способом.
Как вы считаете, какая главная проблема искусства в России?
Проблема в том, что о нем не знают в мире и очень мало им интересуются. Даже те работы отечественных художников, которые продаются на международных аукционах, покупают люди из России. У нас до сих пор отсутствует арт-рынок. Я имею в виду не тот случай, когда богатые люди приобретают что-то для своей коллекции, а когда средний класс что-то покупает. Это происходит, потому что у нас нет культурной политики, которая давала бы современному искусству место и голос. Сейчас, я надеюсь, наметился некоторый прогресс, и хотя бы наши соотечественники постепенно узнают, что такое современное искусство и кто такие русские художники.
Каким должен быть успешный управленец в арт-сфере?
Когда меня спрашивают о таких вещах, я всегда цитирую фразу деятеля современного искусства Николая Палажченко: «Современное искусство и арт-менеджмент – это дисциплина и бюрократия, дисциплина и бюрократия». Поэтому успешный управленец в арт-сфере должен, во-первых, любить современное искусство, во-вторых – обладать навыками коммуникации и умением договариваться, потому что художники – непростые люди, и, в-третьих уметь структурировать и выстраивать процессы.
А кто занимается отбором художников для выставки?
Общим отбором и планированием выставок занимаемся я и мои коллеги-ассистенты, а в рамках нашей программы «Фабричные мастерские», которая занимает около половины нашего выставочного времени, проекты отбирает экспертный совет и затем жюри.
Сразу скажу, художников мы отбираем по любви. Мы часто берем проекты, которые невозможно показать на государственных площадках в силу многих обстоятельств. Например, сейчас мы находимся на выставке Андрея Митенева. Андрей сделал эту выставку, находясь в тюрьме, поэтому больше нигде не удалось показать эту серию работ.
Простому человеку очень сложно определить ценность искусства. Есть ли какая-то грань между артом и не артом?
Этой грани нет. Современное искусство не всегда доступно для понимания и требует от зрителя определенных усилий. Если он готов к ним, то для него открываются новые смыслы, ощущения и знания. Если нет, можно руководствоваться простым критерием: нравится – не нравится. Иногда бывает, что абстрактные «каракули» действительно цепляют, а прекрасно написанный натюрморт – нет, потому что таких уже было создано пятьсот тысяч штук. Критерий – это как раз уникальный взгляд на мир, который донесен до зрителя и дает ему возможность присоединиться к этому видению.
Пандемия повлияла на все сферы деятельности, в том числе и арт-индустрию. А как прошли этот и прошлый год для «Фабрики»?
Из хорошего: пандемия дала толчок виртуальным пространствам. В то же время нам пришлось отменить очень много проектов. У нас есть программа «Художник в резиденции», в рамках которой к нам приезжают иностранные представители. Первая резиденция отдана австрийским художникам, вторая – швейцарским. Почти все приезды в 2020 году пришлось перенести, но сейчас сообщение возобновляется и процесс налаживается.
А можете рассказать об эмоциях после самой первой выставки, которую вы создали? Какие были ощущения?
Наша первая выставка состоялась в январе 2005 г. в качестве спецпроекта Московской биеннале современного искусства. Мне было очень страшно, на улице стоял дикий холод, наши пространства тогда не были отремонтированы. В любой момент могла начать протекать крыша или прорваться батарея. Поэтому главной моей эмоцией был страх, что что-нибудь где-нибудь рухнет. Плюс у меня не было никакого опыта и еще не существовало никаких школ или курсов, куда можно было пойти поучиться арт-менеджменту. Сейчас я не испытываю такого страха и трепета перед новой выставкой, но иногда ловлю себя на мысли, что хотелось бы.
Какие у вас планы на будущее?
Мне хочется побольше проникнуть в новые медиа и сделать выставки, связанные с виртуальной реальностью. Я не знаю, что я там найду, я не знаю, понравится мне это или нет, но сейчас меня туда тянет.
У вас есть какая-то глобальная цель?
Я хочу помогать талантливым людям. Им часто бывает сложно, поэтому мы работаем для них и делаем, что в наших силах, бескорыстно и безвоздмездно. Наш приоритет — творческий процесс, поэтому, например, мы предоставляем наши мастерские художникам.
Как вы могли бы описать для себя искусство в трех словах?
Воздух для души.
