«Я не пытаюсь тебя купить»: как я встречалась с молодым миллионером, и почему из этого ничего не вышло

Это история одной среднестатистической девушки, которая попала в другое измерение. Никаких джедайских мечей, драконов, волшебных палочек и тем более принцев здесь нет. Только Патрики, дорогое вино и один красивый, обеспеченный и очень одинокий мужчина. И я − с прожиточным минимумом намного ниже, чем у «бедной пиарщицы».

− Может, ты мне откроешь? Тут дождь. Я звоню уже в третий раз.

Молчание.

− Эй, ты тут?

− Ты себя плохо ведешь.

Господи, что за банальность! Насмотрелся «Пятьдесят оттенков серого», что ли?
Открывает.
00:45. Я в лобби одного из домов на Малой Никитской.

− Девушка, вам куда?

− На пятый этаж.

− А паспорт можно?

В прошлый раз паспорт не спрашивали. Охранник внимательно смотрит на меня, потом что-то записывает.

− Это зачем? − спрашиваю.

− В целях безопасности.

В отражении дверей лифта вижу, как внимательно он меня разглядывает (да приезжай уже скорее). Ну конечно, выгляжу как школьница. Поехали. Черное короткое платье, голые ноги (не толстоваты ли?), как обычно, в синяках − на роликах каталась пару дней назад, грязные кроссовки − только что наступила в лужу, выбираясь из такси («Я закажу тебе Wheely, нечего на каком-то «Убере» ездить»), ни грамма косметики, прыщи на лбу (мне что, снова 15?). Огромный рюкзак, фотоаппарат через плечо. Надо распустить волосы. Что я здесь делаю? Это мой последний визит, точно.
Захожу как к себе домой − надо же поддерживать статус «Мисс Непосредственность», как-то он сказал, что именно этим я ему понравилась.
В комнате полумрак, из которого ко мне выбегают две корги. Он только что переехал («подальше от прошлой жизни»), поэтому повсюду коробки, упакованные в крафт картины (кто-то подарил ему на 30-летие его же портрет), сумки, вещи и неразобранная мебель. Негромко играет музыка. Окна огромные − вид потрясающий.

Я здесь в третий раз. Первый случился, когда мы долго не могли попрощаться (хотя было уже два ночи), и на очередное предложение поехать к нему я согласилась. Странно, как только мы переступили через порог, вся страсть куда-то испарилась (на смену пришла усталость, смешанная с застенчивостью). Он дал мне одну из своих футболок («выбирай какую хочешь»), указывая на шкаф, а когда я вернулась из душа – уже спал.

Он выходит из ванной: «Не сразу услышал, что ты звонила», сухо целует меня − на что-то обижен («Мужчина не обижается, а делает выводы» − покерфейс). Позже мы поедем в «Азбуку вкуса» за продуктами. Пока у меня разбегаются глаза от того, какой сыр выбрать, он рассматривает замороженные клешни краба − «сейчас приготовлю». Краба я никогда не ела.

Набирает корзину гелей для душа, мыла и шампуней L’Occitane (для меня такая покупка − событие). «Да просто они тут продаются, а ездить за какими-то специальными шампунями мне неохота». К слову, в ванной у него больше баночек и бутылочек, чем у меня. Тайно мажусь каким-то швейцарским кремом − вдруг наутро проснусь суперкрасоткой? «У тебя что, проблемы с самооценкой?» − часто спрашивал он меня, когда я отказывалась от дорогих подарков. Да, с появлением его в моей жизни претензий к себе у меня стало еще больше.

Разделывает вареные клешни руками. Приборов на новой кухне нет, только пластиковые ножи и вилки, которые остаются от доставки еды на дом. Тарелок и кружек тоже нет − только бокалы («Сразу купил их, как только въехал»). В холодильнике два йогурта «Валио» и сыр. В баре все самые вкусные и дорогие вина: «Выбирай». Ничего, кроме кьянти и монтепульчано я не знаю, но их здесь нет. Беру какое-то красное сухое наобум.

− Ты его уже пила? − он явно удивлен.

− Нет.

− Это очень дорогое и очень бомбическое вино.

Бомбическое. Бом-би-чес-ко-е. Что за слово? Оно ему совсем не идет.
Потом разговоры об Америке (он ее очень любит), об общем знакомом-актере, о других знаменитых ребятах − его хороших друзьях. «Мой хороший друг» − эту фразу я слышу чаще, чем «бомбический».
Он не пьет красное вино: «У меня от него кожа портится, а завтра встреча важная». Но отказать себе в паре глотков из моего бокала не может.

Он нашел меня в Instagram. А потом устроил целое расследование в соцсетях. Через общих знакомых узнал мой номер телефона и − вуаля − курьер позвонил мне однажды вечером и попросил принять доставку. 101 роза (мне никогда таких букетов не дарили, так что не закатывай глаза) и огромный тяжелый сверток в красной бумаге. Мало кто знает, что я фанатка Radiohead. В свертке платиновая пластинка в огромной раме под стеклом. Серьезно? Никто даже из моих близких знакомых и родственников не подарит такого. Сколько это стоит? Тысяч 30 или 50? А в следующую секунду сообщение в WhatsApp: «Привет, ты создаешь впечатление очень интересной девушки, давай встретимся?» Час я просто не могла ничего ответить, потом, после укрощения 101 розы (которые определила в ведро), ответила: «У меня нет вазы». Мое первое «бинго» в этой лотерее. Друзья сразу же посоветовали ничего не читать про него в Google. В списке его романов мне точно делать было нечего (актрисы, певицы, телеведущие), поэтому у меня как у девушки с высокими моральными принципами (ха-ха) сначала возникла мысль, что надо бы такой подарок вернуть. Потом − что просто не стоит ввязываться во все это. Но от любопытства деваться было некуда.

Так что первая встреча случилась спустя несколько дней. Он в джинсах и кожаной куртке (а как же костюм?). Машина, конечно, классная (поверь на слово).

− Давай сразу разберемся: что ты обо мне знаешь?

− По запросу в Google вышло пару статей…

Мы ехали куда-то, после того как из «мяса или рыбы» я выбрала второе. От него приятно пахло, он был немного смущен (неожиданно), но голос спокойный. А еще обезоруживающая, но очень редкая − серьезный парень − улыбка. Чуть не сказала, что у него красивые руки, но с этим надо было повременить. В тот вечер я встретилась с ним только потому, что хорошо выглядела. Но вот от бирки Mango на пальто, когда он помогал мне его снять и отдавал в гардероб, стало не по себе. Наверное, я вообще впервые в жизни почувствовала себя неловко из-за этого (даже если он ее не заметил). Хорошо выглядела − понятие растяжимое. Глядя на него, я сразу начала вспоминать обо всех своих недостатках (так, кривые зубы − поменьше улыбайся, сядь ровнее, в профиль не поворачивайся − нос же большой; интересно, руки не очень полными выглядят в этом топе, а топ-то слишком открытый!).

Я ужасно нервничала. Особенно когда принесли вино (пришлось выбирать, и я, конечно, выбрала кьянти), он взял белое.

− Ты же за рулем.

− Нас заберет водитель, − сказал он и, улыбаясь, тонко намекнул, что бокал надо держать у начала ножки. − За знакомство!

Он мне нравился. Неожиданно нравился. И не только потому, что передо мной сидел почти настоящий Киану Ривз (он был красивым настолько, насколько может быть мужчина, без малейшего намека на женственность).
Он рассказывал о том, что на другом конце света пил водку с моим любимым актером, но это не выглядело как хвастовство − то ли правильно выбирал интонации, то ли действительно говорил без тени самодовольства. Как еще может говорить человек, который просто живет в таких условиях? Он не уходил от ответов и, кажется, был искренним.

− А ты давно была в кино?

Киваю.
Мы сидели уже часа два: ели крабов (он учил меня, как правильно это делать) и других морских гадов.

− Что там сейчас идет?

− Завтра выйдет новая часть «Мстителей».

Через полчаса мы уже ехали на этот фильм. И да, он снял целый зал.
Домой мы возвращались поздно (хотя завтра надо было на работу) и пьяные, спорили по поводу одной сцены в фильме − я доказывала свою правоту.

− Давай, если это действительно так, ты летишь со мной в Париж на выходные. Спорим?

Когда он крепко обнял меня у дома, я была уверена − мы больше не увидимся. Увиделись.

Он очень много работал, но не забывал постоянно писать мне, интересовался, как мои дела, как работа, как диплом, как я вообще себя чувствую и собрала ли вещи в Париж (да, я проиграла). Конечно, ни в какой Париж я не собиралась, и сближаться с ним − тоже. Я заранее знала (наверное, по типичным американским фильмам), что ничем хорошим это не закончится. Но чем больше ты себе что-то запрещаешь, тем больше не можешь удержаться, чтобы не переступить через эти рамки. Он был чересчур внимательным и чересчур красивым. Поэтому, когда мы снова встретились, мне хотелось его просто потрогать, как будто он необычный экспонат (или классная сумка, которая мне не по карману). Сейчас я думаю, что ему хотелось того же самого и по той же самой причине.

− Мы из разных измерений, − вообще-то, он был не особенно разговорчивым, если дело касалось чувств, − но мне хочется взять тебя и поместить в свое. Понимаешь? Я знаю, ты сопротивляешься и думаешь, что тебе это не нужно. Но ты же не пробовала.

«Ну что за развод», − сказал один мой друг, когда я рассказала ему об этом. Но тут надо понимать − кажется, тогда он говорил это с полнейшей уверенностью в своих словах. Честное слово, у него дрожали руки и глаза были на мокром месте, когда спустя час он обнимал меня у пруда (предварительно укрыв от холода своей жилеткой Canada Goose). Так что не знаю, было ли это самообманом.
Вот так я целовалась со своим Киану Ривзом на рассвете, а он шептал мне что-то о том, какая я идеальная. А у меня в голове не укладывалось − себя-то видел? Только что сошел с обложки «Голливудского репортера».

Я старалась нечасто встречаться с ним. Но деваться было некуда − почти каждый вечер он приезжал к моему дому, и мы либо ехали куда-то ужинать и снова скомкано обсуждали наши разные измерения, либо просто по два часа сидели в его машине. То, что нас страшно тянуло друг к другу, а я сопротивлялась, потому что не хотела нырять в омут с головой, он называл химией. Я не хотела заходить дальше, это означало попасть под тотальный контроль. Но он и так себе много позволял.

Однажды я уехала к родственникам за город, а он просто прислал мне геолокацию, что находится где-то рядом. Тогда я испугалась и выключила телефон − совсем что ли с ума сошел? Он пытался заполнить собой все мое пространство. Спрашивал данные моего паспорта («Тебе не надоело ездить на метро?»), хотя мог узнать их и без моего ведома. Что и сделал. Посадил меня за руль своей машины на какой-то закрытой площадке, а я готова была убить его − никогда не сидела за рулем. «Скоро у тебя будут права».

− Что ты делаешь на выходных? − спросил он меня как-то в середине недели.

− В пятницу работаю допоздна, а потом иду на день рождения. В субботу можем встретиться.

Такой ответ его явно не устраивал. Вечером он перехватил меня, пока я гуляла по городу. В костюме, с цветами (красивейшие пионы) и с водителем. Мы шли по набережной, и он рассказывал, что «не пытается меня купить». Он взял билеты к морю на выходные (ему нужно было в командировку), на мое имя тоже. И меня не столько смутило то, что надо будет провести с ним все это время наедине (да, фраза «я не буду к тебе приставать» там тоже присутствовала), сколько другое − он меня не послушал. Я не могла вылетать в пятницу днем, не могла оставить работу и не прийти к другу на праздник, как обещала. «Надо иногда совершать безумные поступки! Чего ты такая зануда?» − провоцировал он. Позже я буду припоминать ему эту фразу.

Спустя какое-то время я решила проявить инициативу − приобщить его к жизни простых смертных. Так сказать, ввести его в «свое измерение». Он уже несколько лет не выбирался из машины, ресторанов и своего роскошного дома, поэтому я решила, что надо его развлечь − показать любимые места и свой мир. И пока он записывал меня ко всем «хорошим знакомым» врачам, дарил дорогие подарки («Хочу купить тебе выпускное платье») и обижался на то, что вечеру у него дома я предпочла встречу с друзьями, я пыталась его расшевелить: «Не будь занудой». Его энергия и энтузиазм, привлекавшие меня сначала, постепенно испарялись. Работа, встречи, поездки, он уставал − но точно так же он уставал и раньше. В мой мир он не собирался заглядывать, как бы я его ни уговаривала. После дурацких ссор по телефону, когда я жаловалась, что он не хочет никуда ходить, я приезжала к нему (он просил). Мы пили и целовались, целовались и пили. Но, похоже, не одной мне было страшно переходить черту подростковых поцелуев – он сдерживал себя. И вместо секса на огромной удобной кровати (интересно, что за матрас?), он обнимал меня до хруста костей, говорил, какая я хорошая, тискал, как ребенка, и выглядел в этот момент так, как будто ему что-то причудилось. А потом засыпал за минуту.

Тут важно сказать вот что: у него было прошлое. Большое такое прошлое в виде хрупкой красивой брюнетки − знаменитой певицы − длиной в четыре года. Они расстались за полгода до того, как мы с ним познакомились. Когда мы выпивали, он много рассказывал о ней, а наутро все забывал. И прежде чем ввязываться в авантюру, я спросила: «Ты не думаешь, что слишком мало времени прошло? У вас еще все может наладиться». Он был категоричен − эта глава жизни для него закончилась. Но сколько бы уверенности и надуманного безумства (я это так называю потому, что совершать безумства в своем измерении − очень легко) в нем ни было, он жил жизнью такого же человека, как я: не знал, что на самом деле ему нужно среди десятка пузырьков селективной парфюмерии на своей полке, идеально выглаженных домработницей рубашек, винного бара, большого телика, водителя, серьезной работы и швейцарских кремов. Кажется, ему было плохо, но свою зону комфорта он покидать не собирался. И конечно, он никогда не говорил об этом. Как человек, у которого все всегда под контролем (кроме, разве что, слова «бомбический», вырывающегося не в тему), может признать, что ошибся?

Как только я начала «качать права», уговаривать его на что-то и проявлять больше тепла, перестала быть редкостью. И на этом можно было бы закончить рассказ и нашу с ним историю. Но, видимо, он так сильно пытался быть хорошим парнем, что боялся сказать мне − пора возвращаться к его идеальному прошлому, наигрался, а легче жить ему не стало.

Я тоже была не без греха: чем чаще мы виделись, тем больше я понимала, что он не просто «не мое». Как по волшебству, в этот момент рядом появился человек, к которому я начала испытывать очень теплые чувства (только не отдавала себе в этом отчета), но, главное, я была на своем месте. За осознание этого (и за все приключения) моему недопринцу надо сказать большое спасибо. 

Однажды мы снова ели в одном из его любимых мест (тогда нам уже было трудно о чем-то разговаривать, мы больше не задавали друг другу вопросов) с каким-то его знакомым, который пришел с девушкой − ну такой типичной «телочкой», зрачки у которой прыгали из стороны в сторону, а сформулировать что-то вроде «здрасьте» ей было трудно. Мне было скучно, и я собиралась домой. «Подожди», − он незаметно стиснул мой локоть. На улице мы встретили еще несколько его знакомых, которым он меня сдержанно представил. А после снова пошли к пруду, у которого пару недель назад он меня так горячо обнимал. «Извини, что я тебя не обнимаю при знакомых, ничего не подумай. Просто не хочу, чтобы в Google появились новые запросы», − виновато улыбнулся он.

Надо понимать, что на тот момент я не вела себя как девушка, которая канючит в поисках внимания, не пыталась его приобнять или поцеловать. Поэтому такое заявление ввело меня в ступор − глупое, необоснованное, звучало оно как оправдание. Я не отвечала его запросам − он давно признался в этом себе, но не хотел признаваться мне.

Больше мы не виделись, в этом не было смысла. Любопытство друг друга мы удовлетворили (в целом чуть больше чем за месяц). Только однажды он написал странное сообщение, пытаясь спровоцировать меня на какие-то эмоции (мол, это я виновата, что так вышло). А через неделю я узнала, что он вернулся к своей брюнетке.
И наверное, в его доме наконец-то появилась посуда.